В начале главы уже говорилось о том, что драматизированный рассказ Ливия о капуанском посольстве и последующем deditio этого города не более как искажение и приукрашение действительного факта римско-капуанского foedus'a, заключенного в 343 г. до н. э.
Объяснение его следует искать в том, что верхушка римского общества, так же как и латинских общин, искавших союза с Капуей, была привлечена в Кампанию соображениями коммерческого и политического характера, которые она, однако, стремилась облагородить и замаскировать.
Беднейших же представителей римского и латинского плебса, входивших в состав римских гарнизонов, которые должны были охранять Кампанию от просачивавшихся в нее самнитов да и тех же латинян, составлявших гражданство кампанских общин и вышеупомянутых латинских колоний, привлекала туда надежда на добычу, возможность пограбить, а, может быть, и осесть на плодородной, не обремененной еще никакими налогами и долгами земле.
Таким образом, события 343—340 гг. в Кампании, известные традиции под именем I Самнитской и Латинской войны, должны рассматриваться в их непрерывной связи. Напоминаем, что «Оксиринхская хроника» помещает обе войны под двумя смежными датами и трактует их как связанные между собою события. Существенно также и прямое свидетельство Дионисия Галикарнасского о том, что направлявшиеся консулом Марцием Рутилом обратно в Рим ненадежные контингенты отказывались возвращаться на свои разоренные и обремененные долгами земельные участки.
О малоземелии и остроте аграрного вопроса в Риме в средние десятилетия IV в. до н. э. позволяют судить, с одной стороны, разделы земельных участков в Лации (ager Pomptinus) и в Южной Этрурии между римскими гражданами и создание новых сельских триб на латинской и кампанской территории; с другой стороны, об этом же свидетельствуют попытки аграрного законодательства, стремившегося ограничить крупные земельные захваты и ввести более справедливое распределение ager publicus, соединенные традицией с именами народных трибунов Лициния и Секстия, о чем речь уже была выше.
Объяснение его следует искать в том, что верхушка римского общества, так же как и латинских общин, искавших союза с Капуей, была привлечена в Кампанию соображениями коммерческого и политического характера, которые она, однако, стремилась облагородить и замаскировать.
Беднейших же представителей римского и латинского плебса, входивших в состав римских гарнизонов, которые должны были охранять Кампанию от просачивавшихся в нее самнитов да и тех же латинян, составлявших гражданство кампанских общин и вышеупомянутых латинских колоний, привлекала туда надежда на добычу, возможность пограбить, а, может быть, и осесть на плодородной, не обремененной еще никакими налогами и долгами земле.
Таким образом, события 343—340 гг. в Кампании, известные традиции под именем I Самнитской и Латинской войны, должны рассматриваться в их непрерывной связи. Напоминаем, что «Оксиринхская хроника» помещает обе войны под двумя смежными датами и трактует их как связанные между собою события. Существенно также и прямое свидетельство Дионисия Галикарнасского о том, что направлявшиеся консулом Марцием Рутилом обратно в Рим ненадежные контингенты отказывались возвращаться на свои разоренные и обремененные долгами земельные участки.
О малоземелии и остроте аграрного вопроса в Риме в средние десятилетия IV в. до н. э. позволяют судить, с одной стороны, разделы земельных участков в Лации (ager Pomptinus) и в Южной Этрурии между римскими гражданами и создание новых сельских триб на латинской и кампанской территории; с другой стороны, об этом же свидетельствуют попытки аграрного законодательства, стремившегося ограничить крупные земельные захваты и ввести более справедливое распределение ager publicus, соединенные традицией с именами народных трибунов Лициния и Секстия, о чем речь уже была выше.
Комментариев нет:
Отправить комментарий